История возлюбленной Репина, которая 100 лет назад жила как наша современная женщина, и о ней трубила вся желтая пресса

Ее не любили друзья Ильи Репина и не выносило интеллигентное общество того времени. За эксцентричный образ жизни ей перемыла кости вся желтая пресса, а выходки этой женщины шепотом обсуждал в кулуарах высший свет. Все это о Наталье Нордман, возлюбленной известного живописца Репина, которая словно родилась не в том веке и была больше похожа на современную девушку, чем на светскую даму прошлого столетия.

ADME решил изучить биографию этой невероятной авантюристки, которая в начале минувшего века умудрилась разбивать в пух и прах условности и играть только по своим правилам.

Как старая дева с замашками феминистки свела с ума гениального художника

Наталья Нордман познакомилась с Ильей Репиным, когда ей было уже за 30 — по меркам того времени старая дева. Окружающие поражались возникшей между ними симпатией. Хоть художник и был старше ее на 20 лет, он являлся признанным гением живописи и любимцем дам, поэтому многие считали, что обыкновенная женщина ему не пара. «Ни красивости, ни ума, ни дарования, просто ровно ничего, а он словно пришит у ней к юбке», — говорили о Наталье.

Их знакомство было настолько же незаурядно, как и сама Нордман. В первую встречу она так взбесила Репина, что тот не захотел запоминать ее имя. Художник ошалел, когда она посмела вести себя дерзко с такой важной персоной, как он. Однажды живописец писал портрет княгини Тенищевой, и на один из сеансов дама позвала компаньонку — Наталью. Он предложил незнакомке почитать стихи поэта, которого очень ценил. Тогда Нордман демонстративно уселась спиной к мольберту, будто ей совсем неинтересно, что там пишет Репин, и начала громко читать, разбавляя свое выступление издевательски-комическими интонациями.

На следующий день художник написал Тенищевой: «Дорогая Мария Клавдиевна, портрет ваш не закончен. Нам нужно повторить сеанс. Я буду очень рад вас видеть, но чтобы это больше никогда не переступало порога моего дома».

Она не хотела замуж и здоровалась за руку с лакеями

Но вскоре Репин взглянул на Наталью иначе, и уже через год приобрел для нее дом на берегу Финского залива, в котором они проживут 15 лет. Нордман ничего от него не требовала и меньше всего хотела стать госпожой Репиной. Они никогда не венчались, и из-за этого «позора» девушка порвала со своей семьей.

Новая возлюбленная вмиг заручилась неодобрением близкого круга Репина: она была слишком шумной и эксцентричной женщиной, которая не старалась казаться приятной красоткой. Во многом поэтому Наталью терпеть не могли люди ее времени. Корней Чуковский считал, что она порочит имя Репина, а философ Василий Розанов называл ее женщиной-пылесосом. Все из-за того, что Наталья «поглотила Репина целиком», полагал он.

Первый портрет Нордман Репин написал в Швейцарии, и считается, что на нем он сильно идеализировал возлюбленную. «Весь вид этой озаренной счастьем женщины говорит о том, что художнику нравилась его модель и он придал ей скорее черты желаемого, чем видимого, — рассказывает один из биографов живописца. — Портрет этот Репин ценил больше других. Он до конца дней висел в столовой». С тех пор не проходило и года, чтобы руки мастера не написали новый портрет Натальи. И ни одна женщина не позировала Репину так часто и много, как она.

Ее взгляды можно назвать демократическими и феминистскими. Так, Наталья выступала за «раскрепощение прислуги»: она всегда здоровалась за руку со швейцаром и непременно усаживала обедать за свой стол кухарку. Однажды Репин был очень сконфужен, когда они приехали на Рождество в Москву и она начала пожимать руки лакеям, поздравляя их с праздником.

«День Рождес­тва — и тот господа забрали себе. Ка­кие завтраки, чаи, обеды, катанье, визиты, ужи­ны. И целые леса бутылок на столах. А им? Мы интеллигенты, господа, оди­ноки — кругом нас кишат миллионы чужих нам жизней. Неужели не страшно, что вот-вот разо­рвут они цепи и зальют нас своей тьмой, неве­жеством?» — писала она, а современникам это казалось слишком радикальным, эпатажным и даже неприличным.

Наталья была за равенство и демократию. А пресса и друзья Репина смеялись над ней

Она была одной из самых свободных женщин в России и делала то, что хотела и считала правильным. В их поместье гостей встречал сам Репин, он же принимал у всех пальто. По стенам были развешаны плакаты: «Не ждите при­слуги, ее нет», «Все делайте сами», «Идите прямо». По указателю гости попадали в столовую, в которой на столе вертелся круг с блюдами, стояли полочки с угощениями, а грязную посуду надо было самим складывать в ящики. «Что она о себе возомнила!» — мелькало в голове у важных господ. Но ей было все равно: возлюбленная художника считала, что никто никому не должен прислуживать, и выступала за демократию и равенство.

Наталья являлась очень эрудированной и необычной женщиной, что по-настоящему цепляло Репина. Она писала книги, занималась фотографией (тогда это было технически сложное дело), танцевала и знала несколько языков. Также Нордман читала в столице лекции, в ходе которых учила незамужних девушек составлять брачный контракт, оговаривая, например, что за каждые роды муж должен платить жене тысячу рублей.

Наталья уговорила Репина стать вегетарианцем, и из-за этого над парой смеялась вся интеллигенция. Она была ярой пропагандисткой этого движения в дореволюционное время. Все дошло до того, что даже гости, которые приходили к ним на званые обеды, угощались блюдами без мяса. Вскоре над Нордман и Репиным с их пресловутой едой из «сена» начали потешаться все — от злой и сварливой петербургской прессы до друзей, считавших пассию художника странной чудачкой.

Следовала экопривычкам и сбежала от художника, не взяв ни рубля

Но Наталья не спешила прощаться со своими идеалами. Со временем женщина начала продвигать щетки без щетины, «бескожную» обувь, дамские пояса и ридикюли. Затем она отказалась от меха и начала носить пальто из сосновых стружек. Позже оказалось, что все это сыграло с ней злую шутку. Даже заболев пневмонией, она упрямо продолжала надевать эту причудливую верхнюю одежду, что способствовало ухудшению ее самочувствия.

Между тем постепенно живописец стал тяготиться тем, что раньше так восхищало его в Наталье. А сама Нордман начала жаловаться в письмах на одиночество и безденежье. Кроме того, семья Репина ненавидела ее. И жить с этим ей было трудно.

За время болезни она вдруг поняла, что больше не любима. Почувствовав себя ненужной, Наталья сбежала в Швейцарию, в клинику для неимущих. Нордман не взяла ни ценных вещей, которые он ей дарил, ни копейки денег.

Тогда Репин счел это ее очередной причудой. Он не поехал за ней, но перевел деньги. Разумеется, Наталья не приняла их. Писем от художника женщина также не читала. А он тем временем писал: «Я начинаю вас лю­бить глубокой любовью. Да, более 15 лет сов­местной жизни нельзя вдруг вычеркнуть. Устанавливается родственность незаменимая...»

Нордман не стало в том же году. Репин прожил без нее еще 16 лет. У него было много женщин. Красивых, умных, изящных. Но именно Наталью, дерзкую, сильную и смелую, он называл любовью всей своей жизни.

В один из дней в дом художника влетела серенькая птица и села на бюст Нордман, по-прежнему стоявший перед окнами. «Может быть, это ее душа сегодня прилетела», — тихо проговорил тогда Илья Ефимович. И долго молча смотрел, как вылетела в сад нашедшая выход птица.

А вы когда-нибудь замечали за собой особенности, которые совсем не соответствуют нашему времени? Или вытворяли нечто такое, что обескураживало ваше окружение?