11 картин, которые когда-то вызывали негодование зрителей, а сейчас являются классикой

В истории живописи есть целый ряд картин, первая демонстрация которых была связана с чередой скандалов, общественными дебатами и резкими выпадами критиков. Это неудивительно, ведь без инакомыслия, без нарушения канонов ни один вид искусства не сможет развиваться. То, что кажется нам шокирующим сейчас, возможно, будет восприниматься нашими потомками как классика.

Редакция AdMe.ru заинтересовалась тем, у каких известных нам произведений, вошедших в золотой фонд всемирного наследия, был чересчур бурный премьерный показ. Давайте выясним, что вызывало негодование публики в разные времена.

«Пир в доме Левия», Паоло Веронезе

Изначально картина Паоло Веронезе носила название «Тайная вечеря». Инквизиция обвинила художника в ереси, ведь он посмел изобразить во время одного из самых важных библейских событий рядом с Христом не только апостолов, но и целую череду персонажей. Здесь можно увидеть слуг и шутов, воинов и мавров, детей и собак.

После трибунала отцы церкви вынесли вердикт: «Картину переделать», но Веронезе избежал этого, внеся всего одно исправление: он написал на полотне новое название. «Пир в доме Левия» — отсылка к эпизоду из Евангелия, в котором Иисус с учениками обедает в доме у мытаря, окруженный грешниками. Присутствие на картине с таким названием разношерстной толпы не мог осудить ни один церковник.

«Святой Матфей и ангел», Караваджо

Эта картина — одно из произведений Караваджо, которые были в негодовании отвергнуты священнослужителями-заказчиками и тут же выкуплены богатыми меценатами. Полотно «Святой Матфей и ангел» не пришлось по нраву церковникам, так как, по их мнению, выставляло апостола в неподобающем свете. Особенно их возмутили грубые, мозолистые пятки святого, которые художник буквально сует под нос зрителям.

Вот еще 2 картины этого автора, которые также, на взгляд заказчиков, были написаны без должного почтения: «Успение Богоматери» и «Мадонна со змеей». На первом полотне их шокировало своей натуралистичностью тело Девы Марии, которое, по слухам, было срисовано с настоящей утопленницы. На втором же они пришли в ужас от слишком смелого декольте Мадонны и его богатого содержимого, которое, снова по слухам, было «позаимствовано» у дамы, славившейся своим чересчур вольным поведением.

«Автопортрет с дочерью Джули», Элизабет Виже-Лебрен

До появления автопортрета Элизабет Лебрен с дочерью подобные картины всегда рисовали лишь как парадные портреты — помпезные, лишенные человеческих эмоций, наполненные различными аллегориями, подчеркивающими происхождение и социальный статус моделей. Художница ввела моду на совсем иные изображения — нежные, трогательные, воспевающие материнскую любовь.

Что же стало причиной скандала? Бульварные листки писали об этом так: «Художники, ценители искусства и люди со вкусом объединились в осуждении этой улыбки, демонстрирующей зубы». Да, художнице ставили в вину тот факт, что на картине ее рот приоткрыт в полуулыбке. Элизабет, чтобы снискать одобрение публики и остаться востребованной портретисткой, пришлось переписать портрет заново, уже с классически сомкнутыми губами.

«Сборщицы колосьев», Жан-Франсуа Милле

Изображение трех крестьянок, подбирающих пропущенные колосья после сбора урожая, взбудоражило почтенную французскую публику по нескольким причинам. Во-первых, до Милле подобные сюжеты были пасторальными — милые хорошенькие пейзанки срывали тонкими пальчиками цветы или фрукты, но никак не изможденные женщины из бедности побирались на пустом поле.

Во-вторых, размер полотна — а оно достаточно большое, 84 на 112 см, — ранее был характерен только для сюжетов на религиозные или исторические темы. Критики даже нашли в этом намек на трех парок, в чьих руках судьбы, связанные лишь с нищетой и смирением.

«Похороны в Орнане», Гюстав Курбе

Реалистичное изображение обыкновенных провинциальных похорон было оценено критиками как «вошедшее в великую традицию исторической живописи подобно выскочке в грязных сапогах, вломившемуся на аристократическую вечеринку». Курбе выбрал для полотна гигантский размер — 3,1 на 6,6 метра — такой масштаб традиционно подразумевал, что перед зрителем сейчас развернется библейская история или события героического прошлого. Художник же изобразил жанровую сцену, но лишил ее всякой привычной сентиментальности. Горе персонажей нисколько не облагорожено, не театрализовано, а местами даже уродливо.

«Впечатление. Восходящее солнце», Клод Моне

Именно с этого полотна, с его названия чаще всего начинается летопись такого великого течения в живописи, как импрессионизм. А ведь журналист, с чьей подачи направление обрело имя, хотел оскорбить Моне в частности и весь жанр в общем. В своей рецензии Луи Леруа писал: «Обои и те смотрелись бы более законченно, чем этот морской пейзаж».

«Принцесса Грёза», Михаил Врубель

Панно «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович» были заказаны Врубелю для оформления Нижегородской всероссийской выставки. Однако именно там они не выставлялись — в процессе написания картин их увидел Александр Бенуа, курировавший выставку от Академии художеств, и немедленно отбил телеграмму: «Панно ужасны, их нужно снять, жду жюри». Академики, увидев эскизы, согласились с этими выводами.

Однако панно были дописаны и выставлены на публику, правда, уже в Москве и за счет известного мецената Саввы Мамонтова. В газетах разгорелись жаркие дебаты об их художественной ценности. Среди тех, кто не принял полотна, был и Максим Горький. Он писал: «Общий фон картины напоминает о цвете протертого картофеля и моркови... Все это исполнено какими-то ломаными линиями, капризными мазками ...грубо, с ясной претензией на оригинальность, но без вдохновения... Так испортил М. Врубель красивый сюжет Ростана».

«Закат над Адриатикой», Иоахим-Рафаэль Боронали

В отличие от многих полотен, это произведение искусства с самого начала было благосклонно принято публикой. Ей понравились и яркие краски, и смелые мазки, и экспрессивный манифест автора: «Не нужно ни линий, ни рисунка, ни ремесла, но да здравствуют фантазия и воображение!» Бомба взорвалась позже, когда были предъявлены доказательства, что картина нарисована не человеком, а осликом, к хвосту которого была привязана кисть. Вся мистификация была затеяна с целью доказать, как легко водить за нос напыщенных художественных критиков.

«Ужин», Леон Бакст

«Дама с апельсинами» — таково второе название этой картины — была признана непристойной, более того, скабрезной. Сам художник не мог понять причин столь бурной реакции: «Публику прямо скандализирует эта дама. Что в ней такого?» А дело было в том, что во времена Бакста женщина, в одиночку сидящая в кафе, да еще и в облегающем платье с глубоким декольте, воспринималась как представительница полусвета.

Известный критик Стасов распалился до такой степени, что описал картину так: «Талия ее, весь склад и фигура — кошачьи, такие же противные, как у английского ломаки Бердслея. Невыносимая вещь!»

«Портрет Адели Блох-Бауэр», Густав Климт

Портрет, который часто называют «Австрийской Моной Лизой», изначально был назван критиками причудливым, абсурдным и пошлым. Возможно, последний эпитет они употребили лишь потому, что в свете ходили слухи о романе модели и художника. Говорили, что муж Адели, сахарозаводчик Фердинанд Блох, заказал Климту целую серию портретов жены в качестве утонченной мести. Он подумал, что, позируя и рисуя не потому, что им того захотелось, а потому, что это вписано в договор, любовники вскоре охладеют друг к другу.

А вам как кажется, может ли неискушенная публика выступать критиком художественных произведений? Имеем ли мы право требовать убрать от нашего взгляда подальше картины, шокирующие своим содержанием?